Весь предмет под названием «разум» наводит на мысль о пьесах, которые когда-то ставились здесь, в Англии. В этих пьесах какой-нибудь персонаж - герой или героиня пьесы - попадает в беду, затем его искушает дьявол, а ангел спасает. Эти пьесы, если вы помните, ставились в крытых повозках, в этих повозках было два люка: один люк был в полу, а другой - в крыше повозки. И вот молодой человек, или девушка, или кто бы это ни был, испытывает ужасные страдания, и тут из-под пола появляется дьявол и говорит: «Мрр-мррр-ррр-рр» - и начинает обещать то да сё.

И в тот момент, когда герой пьесы уже готов был продать свою душу дьяволу, а зрители готовы были впасть в экстаз от перевозбуждения... И, между прочим, они действительно впадали в экстаз. Популярность этой пьесы было ни с чем не сравнить. Она не сходила со сцены столетиями. Есть упоминания о том, что эту пьесу ставили 141 раз подряд... её столетиями продолжали ставить по всей Англии. Множество гастрольных представлений.

И в тот момент, когда дьявол вот-вот должен был добиться своего, вдруг бац - из верхнего люка появлялся ангел. Понимаете? И ангел говорил: «Ай-яй-яй!»

А дьявол говорил: «Ой! Шухер, фараоны!» - или что-нибудь в этом роде. И тут он открывал люк в полу и бац - он исчезал, публика начинала аплодировать, герой пьесы был спасён, и всё заканчивалось наилучшим образом.

Довольно интересная драма. Наверное, это была интересная драма, поскольку, как я уже сказал, она ставилась не один раз; её ставили по всей стране. Ярмарка не была ярмаркой, если на ней не были сооружены подмостки, оборудованные всем необходимым, чтобы дьявол мог проваливаться сквозь пол и чтобы ангел мог появляться на сцене, спускаясь сверху.

Любопытно, что люди проявляют такой интерес к драме о добре и зле. Это очень и очень интересно, это говорит о многом. Поскольку человек, судя по всему, очень основательно втянут во всё, что имеет к этому отношение. И когда кто-нибудь говорит: «Учение о разуме и весь этот предмет требует сугубо научного подхода, и дилетанты ни в коем случае не должны заниматься этим предметом, всё это очень и очень сложно, поэтому вообще никто не должен заниматься этим. На самом деле с человеческим разумом шутки плохи. Вы должны оставить в покое человеческий разум. При помощи человеческого разума не следует даже думать»...

Так вот, нет ничего плохого в том, чтобы использовать научный подход 3 при решении этой проблемы, но, когда мы подходим к этой проблеме с научных позиций, мы в конце концов видим, как это ни ужасно... как это ни жутко и как это ни тяжело... мы в конце концов видим, что имеем дело с учением о добре и зле. Мы имеем дело с учением о выживании и смерти. Мы имеем дело с учением о душе и материи. Это и есть предмет под названием «человеческий разум».

Этот предмет не имеет отношения к нейронам и к тому, как по синапсам передаются нервные сигналы. И этот предмет не имеет отношения к тому, как ведёт себя человек, движимый варварским импульсом, который идёт из глубин его подсознания. Этот предмет не имеет отношения к цензору, который стоит между двумя импульсами и решает, какому из них отдать предпочтение. Этот предмет не имеет отношения ко всему этому. Этот предмет не является целым собранием латинских терминов, образующих нечто непроизносимое и непостижимое. Всё это не является учением о разуме.

Это очень и очень простая проблема. Это учение о добре и зле, жизни и смерти, душе и материи. И какую же роль во всём этом играет зло?

Давайте дадим определение злу. Зло - это некая вещь или некая деятельность, которые враждебны выживанию самого индивидуума и его собратьев. Это зло.

Что такое добро? Это та деятельность, которая способствует лучшему выживанию самого индивидуума и его собратьев.

А что же это за штука, называемая «душа»? Это жизненность, это бытийность человека. Это всё, что в нём есть живого. Только давайте не будем привязывать всё это к огромному количеству запутанных дефиниций прошлого. Давайте определим это следующим образом: давайте скажем, что душа - это жизнь, это дух, это мышление, это осознание или любой подобный термин, который вы воспринимаете в значении «жизнь» и «жизненность».

Поскольку то, что мы имеем в виду, наиболее близко к тому, что человек называл словом «душа», этот термин очень легко использовать. Но поскольку этот термин может ввести людей в заблуждение, в Саентологии мы называем это «тэтан». Так вот, главный момент во всей этой проблеме заключается в понимании того факта, что человек - это не масса. Человек - это не его тело. Человек не является неким существом наподобие заводной куклы. Человек - это не мясо, которое бегает, и не кровь, которая течёт.

Если сравнить это с тем, как ребёнок играет с куклой... Именно жизненность человека заставляет куклу принимать участие в игре. У куклы не было бы никакой игры, если бы не жизненность этого ребёнка. Вы хорошо это понимаете? Эта кукла просто лежала бы и она бы даже не произносила «мама». Но когда ребёнок начинает играть с этой куклой, он наделяет её жизнью. И тогда кажется, что она говорит, кажется, что она ходит, кажется, что она хочет и не хочет. Кажется, что она общается и не общается. И это деятельность куклы.

Но почему же кукла занимается всей этой деятельностью? Да потому, что с ней играет ребёнок. Ребёнок играет в игру, и кукла находится в центре этой игры. Но вот мы удаляем ребёнка из комнаты, вот он уходит, и в мгновение ока кукла становится совершенно безжизненной. В ней нет жизни.

И когда мы говорим о жизни человека, мы, возможно, допускаем ошибку, используя этот термин, «душа», поскольку душа - это нечто, что должно отлетать и попадать в рай. Угол атаки её крыльев неизвестен. Никто никогда не изучал, какова в действительности её сила тяги, и никто никогда не проверял, какие у неё шасси - убирающиеся или неубирающиеся. Но мы действительно знаем, что она отлетает в рай или в другое, менее привлекательное место. Место, при описании которого, как ни странно, всегда используются такие слова и такие образы, которые меньше всего нравятся тому народу, которому это место описывают. Это странно.

Я никогда не мог понять, почему существует столько различных описаний ада. Но как-то раз я был у эскимосов, и в одном племени, которое находилось немного южнее нас, начались ужасные беспорядки - там разразилась настоящая эпидемия убийств. Люди погибали от копий и ножей, и не было никаких видимых причин всему этому. Судя по всему, эти эскимосы целиком посвятили себя уничтожению своих соплеменников. Затем приехал полицейский из Королевской северо-западной конной полиции, он добрался туда на собачьей упряжке и мы с ним поговорили. И он сказал: «Вы никогда не слышали ничего более странного. Мы только что остановили эту эпидемию убийств. Судя по всему, у этих эскимосов побывал миссионер, который с ними побеседовал и сказал им, что ад - это такое место, в котором вечно горит огонь, и что убийство - это самый верный способ попасть туда». И, естественно, эти эскимосы, которым холодно в течение всей зимы... для них это выглядело привлекательно!

Так вот, первое описание ада было дано на Ближнем Востоке (и, между прочим, не в христианстве, а в других религиях; это древняя идея), и, конечно же, в этом регионе слишком часто бывает жарко. Так что, естественно, те, кто описывал ад, сказали, что там жарко, чтобы вызвать у людей отвращение к этому месту. Ад наделили и множеством других свойств. Но это интересно. Это невероятно интересно. Это самая потрясающая вещь, которую вы когда-либо исследовали.

Но когда начинаешь по-настоящему, скрупулёзно изучать всё это при помощи микроскопов, биоскопов и прочих вещей, то оказывается, что эта самая душа не может попасть в ад. Это невозможно. Неосуществимо. Она на самом деле не может туда попасть, даже если она искренне, от всей души этого захочет, по одной простой причине: когда она покидает тело...

Очень забавно говорить вам об этом... излагать вам научную информацию на такую тему, как душа. Это происходит впервые. Это очень забавно... это очень забавно, поскольку в тот или иной исторический период мы все притворялись, что обладаем очень глубокими познаниями в этой области, но никто так и не откопал никаких данных, с помощью которых можно было бы установить длину, ширину и толщину этого предмета. Понимаете? Это предмет, о котором постоянно кто-то говорил.

Учёные не смогли измерить душу при помощи своих инструментов, поэтому они заявили, что никакой души не существует, и таким образом они поставили крест на этой проблеме. Понимаете? Мы не смогли измерить душу. Мы не смогли измерить её...

Много лет тому назад я подошёл к решению этой проблемы иначе. Я попытался измерить ватты и вольты души, и я обнаружил, что у неё нет никаких ватт и вольт, но я также выяснил, что я действительно измерял нечто. Я просто не сказал: «К чёрту всё это. Раз мне не удаётся измерить это при помощи приборов, которые есть у меня здесь, в лаборатории, я больше не буду обращать на это внимание». Нет, мне не казалось, что было бы практично поступать таким образом. Мы не смогли измерить её вольты, ватты и так далее, но всё же существовало нечто, что побуждало тело к движению и что оставалось не вполне понятным, и поскольку у нас было огромное множество объяснений того, как действует тело, ни одно из которых не оказалось удовлетворительным, мы, определённо, должны были выяснить, что же заставляет тело действовать. И конечным результатом всех этих исследований стало то, что годы и годы спустя нам удалось измерить человеческую душу... при помощи штангенциркуля и так далее.

И одна из особенностей души заключается в следующем: когда душа покидает тело, она в принципе не может попасть в ад по той простой причине, что, когда она вселилась в тело, она как раз и оказалась в аду. Так что все представления о... у кого-то была неправильная карта. Это что-то вроде тех карт, которые выпускает испанское туристическое агентство. Вы потеряли свою карту местности, карту, которая была выпущена клубом автолюбителей Великобритании, и вы говорите: «Дайте мне карту той местности, в которой я нахожусь» - и они дают вам эту штуку. И на этой карте огромное множество всяких названий, и огромное множество прекрасных, асфальтированных четырёхполосных автострад, но как-то так получается, что все эти автострады не совсем существуют. Понимаете? Вы испытываете определённое чувство нереальности в отношении всего этого, когда ваша машина стоит в кювете, увязнув в грязи. Вы говорите: «Тут сказано, что здесь есть дорога, но, похоже, здесь просто-напросто нет никакой дороги». И ваша реальность в отношении карты дорог опустится до очень низкого уровня.

Так вот, точно также обстоит дело и с адом. У нас была прекрасная карта, на которой было сказано, что если вы злодей, то вы попадёте в ад; когда вы умрёте, вы попадёте в ад. Но, судя по всему, этого не происходит.

Как бы то ни было, вот эта проблема, связанная с мёртвым телом. Это 7 проблема. Это является проблемой для огромного количества людей.

На самом деле полицейские драматизируют это. Как например, тот полицейский из Королевской северо-западной конной полиции, который отправился к эскимосам и стал допрашивать их, чтобы выяснить, почему все эти тела лежат и не двигаются. Вот в чём суть: тела, которые вообще не двигаются. Проблема.

Итак, это всегда было проблемой. Вот лежит это тело; оно мертво. Вы к нему прикасаетесь - вообще никакого движения. Вы поднимаете его ногу - бух. Вы говорите: «Джо, почему ты не встаёшь, чтобы мы продолжили состязание в фехтовании?» А он не произносит ни слова. И в конце концов мы берём его с отвращением, выносим наружу, копаем яму, кладём его туда и засыпаем землёй. Это один способ разрешить эту проблему. По крайней мере, Джо больше не будет лежать в спортивном зале, и люди больше не будут об него спотыкаться.

Однако эта проблема так и не была разрешена. Вот парень жив, и вот он мёртв. Когда начался век машин и в Швейцарии стали производить часы, а англичане, получив их в своё распоряжение, освоили навигацию и начали завоёвывать мировой океан, обнаружилось, что если в часовой механизм воткнуть шило или что-нибудь в этом роде, часы остановятся. И тогда мы сказали: «Уфф. Мы разрешили проблему смерти. Разве это не замечательно? Вот почему Джо больше не двигался после того, как я проткнул его рапирой. Теперь мы знаем: шило... щёлк». Мы берём часы, бьём по ним молотком - не идут; не работают. Мы говорим: «Мы решили эту проблему». И с тех пор мы жили в хаосе.

Но эта проблема решена: «Человек мёртв потому, что его механизм не работает». Понимаете? Ну разве это не славное решение проблемы? Мы покончили со всем этим, теперь мы можем расчистить место на палубе и заняться чем-нибудь другим, например совершить политическое самоубийство и сделать множество прочих вещей.

Но загвоздка в том, что если вы очень внимательно посмотрите на живую ткань, вы обнаружите, что не можете дать исчерпывающего объяснения тому, как всё это работает.

Мы отпиливаем макушку с головы какого-нибудь парня, как это в последнее время начали делать психиатры, мы заглядываем туда и говорим: «Нет здесь никаких часов». Спешно пришиваем макушку на место. Мы хотели что-то починить, но там не оказалось ничего, что можно было бы починить.

Конечно же, психиатры на самом деле идут ещё дальше. Они отпиливают парню макушку и втыкают туда шило, затем приставляют макушку обратно и говорят: «Теперь он должен быть душевно здоров». Вам когда-нибудь доводилось отремонтировать часы подобным образом? Понимаете, их теория... они отошли даже от этой теории.

Мы берём сердце этого парня и говорим: «Итак, вы видите? Вы видите, сердце этого парня бьётся потому, что... что ж, оно бьётся». И мы заявляем: «Человеческое тело в действительности - не что иное, как углеродно-кислородный двигатель». (Я сам так говорил, между прочим. Это доказывает, что вы ни в коем случае не должны полагаться ни на одно моё слово, поскольку я сам так говорил в своих лекциях.) «Человеческое тело есть не что иное, как углеродно-кислородный двигатель, который работает при температуре 36,6 градусов Цельсия; скорость горения топлива такая-то и такая-то; срок эксплуатации - семьдесят лет. Вот что представляет из себя тело».Всё это замечательно, но когда мы пытаемся создать двигатель... углеродно-кислородный тепловой двигатель, который работал бы при температуре 36,6 градусов Цельсия, он не работает. Наверное, мы просто плохие механики, говорим мы. Наверняка тело - это двигатель. Это просто должно быть так... мы так надеемся. Поскольку, если это не двигатель, который сам себя побуждает к движению и работает автономно, то нам не остаётся ничего другого, кроме как дать всему этому какое-то другое объяснение, а у нас его нет. Так что мы должны держаться за это объяснение: углеродно-кислородный тепловой двигатель, работающий при температуре 36,6 градусов, поскольку, когда втыкаешь шило в часы, они останавливаются.

А знаете ли вы, что почти все попытки починить этот углеродно-кислородный тепловой двигатель, работающий при 36,6 градусах, оканчиваются неудачей? Этот двигатель проделывает очень любопытную штуку: он сам себя чинит. Только давайте не будем принимать во внимание это данное. Вот часы, мы втыкаем в них шило, и они останавливаются. Мы вынимаем из них шило, они тут же ремонтируют свои шестерёнки и продолжают тикать. Это странные часы. В Швейцарии таких не делают, уж я-то знаю... последние часы, по которым я ударил молотком, так и остались лежать там, где лежали. Они себя вовсе не отремонтировали.

Но если мы слегка уколем рапирой этого парня, Джо, а затем вытащим из него рапиру и вытрем её, поскольку мы чистоплотны, то он в течение долгого времени будет лежать и всем своим бледным, расстроенным видом показывать, что мы не должны были этого делать, но затем он залечит свою рану, выйдет из дома и ввяжется в новую дуэль.

Это любопытно. Это очень любопытно. Что же здесь происходит? Что ж, учёные говорят: «Внутри этого парня есть целая куча всяких механизмов. Они называются фагоцитами, и они пожирают все микробы. И ещё есть гемоглобин, и есть ещё кровяные тельца и...» Механизмы. Понимаете?

Что ж, однажды у меня была кучка клеток, я рассматривал их через микроскоп, и я положил эти клетки на сломанные часы. (Смех.) Уж и не знаю, чем они там занимались. Что-то здесь неправильно, что-то во всём этом неправильно.

Так или иначе, часам всё равно, живут они или умирают, а вот человеку нет. В этом и заключается отличие. И когда человеку становится всё равно, живёт он или умирает, он начинает вести себя, как если бы он был часами. Если он ломается, то уже не восстанавливает себя. И всё сводится лишь к одному: есть ли человеку дело до того, живёт он или умирает. Вот мы легонечко укололи человека рапирой - не сильно, мы просто слегка укололи его рапирой, а он берёт и умирает. Мы говорим: «Это надувательство. Что здесь произошло? На самом деле мы не повредили ни один из жизненно важных органов этого парня, а он взял и умер». А затем мы узнаём, что за день до этого его бросила девушка. Или мы узнаём, что он разорился или произошло ещё что-нибудь в этом роде. Он не хотел жить, поэтому он и умер.

Что же это за штука, которая не хочет жить или не хочет умирать? А, это что-то новенькое. Часам всё равно, а человеку нет. В этом-то и заключается суть данной проблемы.

Вы можете сделать так, что человеку станет всё равно, и тогда он угаснет сразу же или будет угасать постепенно в течение следующих двадцати лет.

Мы можем взять этого человека и добиться, чтобы у него в голове были определённые мысли, и в результате его машина начнёт функционировать правильно. Или мы можем взять этого человека и починить его «основную пружину», но его машина по-прежнему будет функционировать неправильно; однако мы можем «починить» некоторые мысли человека, и тогда он начнёт функционировать правильно. Итак, эта штука способна мыслить, способна думать. Ей небезразлично, живёт человек или умирает, она способна мыслить, способна думать, и дальнейшие эксперименты показывают, что когда человек мёртв, это значит, что ребёнок покинул комнату. И это всё, что тут произошло: кто-то больше не хочет играть с этой куклой. Кто-то не стал чинить её вновь.

Вплоть до сего момента этот кто-то, или эта мысль, или это нечто (которому не всё равно, живёт оно или умирает, которому не всё равно, живут вещи или умирают) хотело перемещать эту куклу с места на место и наделять её жизнью. А затем, в один прекрасный день, это что-то перестало хотеть этого, и с тех пор кукла навсегда осталась лежать в углу, неподвижная.

И именно в этом кроется объяснение. И вы понимаете, что, используя это объяснение, мы делаем невероятные вещи. Используя сугубо научный подход, мы просто увеличиваем способности человека, повышаем его коэффициент интеллекта и всё остальное. Никто и никогда прежде не работал с этим «нечто» подобным образом. Никто и никогда прежде не делал ничего подобного. А сегодня в Саентологии мы делаем всё это.

И почему же нам удаётся делать всё это? Да просто потому, что мы работаем с этой штукой, с этим нечто, которому не всё равно.

И рассматривая эту ситуацию, мы видим, что существует своего рода градиентная шкала того, насколько индивидуум присутствует, градиентная шкала того, насколько ему не всё равно, градиентная шкала того, насколько он способен принимать участие в этой игре под названием «жизнь». И как ни странно, мы обнаруживаем, что когда жизнь уходит, не остаётся ничего, кроме смерти. И жизнь есть не что иное, как добро, и когда жизнь начинает уходить, она не оставляет после себя ничего, кроме импульса, что бы это ни было... импульс, который не способен отличить добро от зла. Уходя, жизнь оставляет после себя часы.

И порой мы видим людей, которые почти не живы. Они всё ещё продолжают тикать. Это просто потому, что нечто недостаточно хотело и недостаточно хочет продолжать играть с этой куклой. Это чертовски интересный факт.

Когда это нечто, которое хочет, чтобы кукла жила, в результате столкновений и конфликтов со своим окружением всё больше и больше убеждается, что никто и ничто не хочет, чтобы оно присутствовало, тогда оно начинает удаляться, делая это как бы в соответствии с градиентной шкалой. Оно всё в меньшей и меньшей степени принимает участие в различных событиях. Его всё меньше и меньше интересует происходящее. У него остаётся всё меньше и меньше желания работать, творить добро, помогать. У него остаётся всё меньше и меньше желания жить и исцелять тело. Это нечто и есть индивидуум.

Индивидуум проделывает замечательный трюк. Он говорит: «Я человек, и я знаю лишь то, что знает этот человек. И благодаря этому я смогу всё выдерживать: я смогу жить и играть с этой куклой». Это потрясающе* это очень интересно, это любопытный механизм. Невероятно интересно работать с этим механизмом, работать с настоящей бытийностью человека, работать в непосредственном контакте с величайшей загадкой, которая когда-либо существовала, и видеть, что тут нет вообще никакой загадки и что всё это очень просто. Но все великие истины просты.

Люди тысячелетиями говорили о человеческой душе и затем пытались использовать эти разговоры для того, чтобы контролировать её. Вам нужно лишь взглянуть на неё, начать понимать её, и тогда начнут происходить всевозможные вещи... невероятные вещи.

Что же остаётся, когда эта живая единица... давайте говорить об этом гораздо более простым языком. Давайте не будем «испытывать на прочность» чью-либо доверчивость разговорами о привидениях, вурдалаках и всяких штуках, которые ухают в ночи, давайте не будем говорить о тэтанах или о чём-то таком. Давайте сейчас просто поговорим о гораздо более реальных вещах, давайте посмотрим на всё это вот с такой точки зрения: когда индивидуума начинает в меньшей степени интересовать, живёт он или умирает, то он начинает в меньшей степени принимать участие в жизни общества, он начинает в меньшей степени принимать участие в игре под названием «семья» и в игре под названием «Земля». Его начинает в меньшей степени интересовать, что происходит со всем этим. Его начинает в меньшей степени интересовать, что вообще происходит.

Таким образом, индивидуум как бы частично отстраняется. Он не совсем здесь, как мы выражаемся в разговорной речи. Он не совсем присутствует. Так что же индивидуум оставляет после себя?

Его жизнедеятельность осуществляется при помощи раздражительноответного механизма. Когда он получает извне какое-либо движение, он устраивает так, чтобы тело создало соответствующее движение, направленное вовне. И прежние исследователи допустили ошибку, решив, будто это и есть всё, что представляет собой жизнь. Это просто раздражительно-ответный механизм. Он работает таким вот образом, и в действительности вы можете при помощи своего рода хирургии удалить этот раздражительно-ответный механизм.

Это просто невероятно, но вы действительно можете как бы удалить этот механизм из тела, и оно по-прежнему будет жить и функционировать. Этот раздражительно-ответный механизм обеспечивает стандартные реакции на стандартные раздражения, так что это своего рода арифмометр или компьютер. Так что когда кто-нибудь говорит этому парню «бу», он должен сказать в ответ «бу», или же он должен сказать в ответ «кошки», или же он должен сказать в ответ «учебник». Понимаете?

Кого-то обучают инженерному делу следующим образом. Кто-нибудь приходит и говорит: «Квадратный корень из минус трёх на квадратный корень из шестнадцати равняется напряжению балок моста. Это верно?» '• И все эти данные должны поступить в машину вот здесь, попасть вот сюда и с жужжанием выскочить вот отсюда, и тогда этот парень скажет: «Да». Ведь по такому принципу люди могут создавать электронный мозг.

Я неплохо могу ладить с ребятами, которые занимаются электронным мозгом, за исключением лишь того, что у меня с ними возникают ужасные споры по одному вопросу. Я всегда обращаю их внимание на одно обстоятельство. Хотя электронный мозг может отвечать на всевозможные вопросы, у него есть одно слабое место: он не может сам задавать себе вопросы. И я постоянно обращаю внимание этих ребят на данное обстоятельство: «Вы стоите рядом с машиной и вводите в неё эти вопросы».

А мне отвечают: «О нет, я этого не делаю, нет, нет. Эта штука работает автономно».

И я говорю: «Хорошо. Пусть электронный мозг выдаст какую-нибудь информацию, относящуюся к астрономии».

Этот парень отвечает мне: «Хорошо» - а затем записывает вопрос на листочке бумаги и начинает засовывать этот листочек в машину. И он говорит: «Да, смотрите, эта штука может решать задачи по астрономии. Видите, какая она хорошая?»

И я отвечаю: «Послушайте, это я спросил, может ли эта штука отвечать на вопросы в электронной форме, относящиеся к астрономии, и это вы записали вопрос на перфоленту, и эта перфолента была вложена в машину живым существом. И ответы, выдаваемые этой машиной, читаем мы с вами, и эта машина не способна осознать, что мы существуем».

И мне говорят: «Нет, нет, нет, вы не так поняли. Эта машина думает. Она выполняет все действия, необходимые для того, чтобы думать. И если вы правильно организуете группу таких машин, то они смогут задавать вопросы друг другу, и вы получите общество». Не-а.

Время от времени появляется кто-нибудь, кто пишет: «Всё хорошо, что хорошо кончается», а затем сообщает это обществу. И люди, занимающиеся инженерным делом, неуверенно говорят: «Он был просто машиной». Нет, он не был машиной. Поскольку общество умирает, если кто-нибудь не задает ему время от времени вопросов, если оно настаивает на том, чтобы функционировать автоматически.

Как бы то ни было, машина начинает функционировать и человек перестаёт жить в той мере, в какой этот человек не хочет жить и ему становится всё равно. Это просто невероятно. Об этом страшно подумать. Человек всё больше и больше становится часами, он всё больше и больше превращается в электронный мозг или в часы, по мере того как сама жизнь всё меньше и меньше действует одновременно с машиной.

А когда человек абсолютно жив, когда ему действительно не всё равно, как это бывает в момент опасности (у каждого из нас бывает пара таких моментов в жизни), то человек полностью присутствует. Он присутствует целиком и полностью. Его в полной мере интересует происходящее. И всё, что он делает в такие моменты, он делает, не задействуя машину ни в малейшей степени. Весь дом в огне, в гостиной стоит рояль, двое ребят хватают его и вытаскивают на лужайку перед домом. Но вот пожар потушили, и обратно в дом рояль заносят пятеро грузчиков. Вам когда-нибудь приходилось слышать подобные истории?

Когда человек присутствует в полной мере, он способен действовать практически в полной мере, и его действия не зависят от его машин, ведь машина не может работать так быстро. Исследования показывают, что у раздражительно-ответного механизма слишком большое время реакции.

Интересно, что когда человек использует машины, задержки общения становятся большими. А у самого индивидуума, когда он полностью присутствует, нет никакой задержки общения - шёлк!

Каков же конечный результат всего этого? Всё это означает, что раздражительно-ответный механизм не несёт никакой ответственности за состояние других людей, так ведь? Да? Этот электронный мозг не волнует, кто задаёт ему вопросы и какие вопросы. Совершенно не волнует. Машина просто работает себе и работает, и выдаёт ответы. Она выдаёт их кому угодно. Кто-нибудь может прийти и повесить на неё большую табличку: «Безопасность! Ты больше не будешь давать никаких ответов русским, когда они придут и заложат в тебя перфоленту с вопросами». Но вот приходят русские, и машина даёт им ответы. Кто-нибудь приходит и говорит: «Машина, ты не должна была этого делать. Ты не должна была этого делать». Бух! Машина не работает. Кто-то говорит: «Она была предателем». (Смех.)

Вот что произошло бы, если бы человек действовал исключительно на основе раздражительно-ответного механизма. Мы получили бы нечто, неспособное сделать никакого выбора, нечто, не знающее никаких критериев, не имеющее ни малейшего представления о том, что правильно и что неправильно, что такое добро и зло, и этому нечто было бы совершенно безразлично, живёт оно или нет. И это, несомненно, была бы машина. И эта машина работала бы очень хорошо. Она бы делала добро или зло в зависимости от того, как эти понятия истолкованы жизнью, и не более того. У этой машины не было бы никакой морали, никакой этики, вообще ничего. Вы могли бы заложить в неё какие-нибудь моральные нормы; вы могли бы заложить в неё какие-нибудь представления об этике. Но вот что забавно: чем больше мы пытаемся сделать человека моральным, тем менее моральным он становится. Но с машиной дело обстоит иначе. Она неспособна выбирать, а человек способен.

И мы могли бы сказать: «Ну, человек - это просто машина более высокого уровня сложности». Но вот что забавно: когда мы обращаемся с человеком просто как с машиной более высокого уровня сложности, нам не удаётся повысить его КИ до невероятного уровня.

Чем сильнее индивидуум отстраняется от общества, чем сильнее его отстраняют от этой игры, тем больше он будет делать зла. Вот жизнерадостный ребёнок, который хочет играть с куклой. Но мы отстраняем его от игры с ней, и тогда он начинает ломать куклу. Мы ещё немножко отстраняем ребёнка от куклы, чтобы он не ломал её, и через некоторое время видим, что он нехотя возится с этой куклой. И если у него вообще будет такая возможность, он просто заведёт эту куклу и позволит ей действовать на автомате, а сам будет сидеть в углу и скучать, ему будет уже всё равно, что с этой куклой произойдёт или не произойдёт. Вы понимаете, что такое может случиться?

Что ж, бытийность и жизненность человека не только может, но и делает именно это. Чем сильнее человека отстраняют от игры, тем в большей степени умирает он сам и общество. И когда всё общество больше не хочет работать (это общество может быть хорошим или плохим - это уж как вам будет угодно на это посмотреть), если во всём обществе людям не позволяли вносить свой вклад в то, чтобы это общество существовало и продолжало функционировать, мы получаем общество, дела в котором идут не очень-то хорошо.

И тогда нам потребуется парень, который будет «задавать вопросы» всем этим вычислительным машинам. Кто-то должен будет управлять всем этим. Такое общество становится всё менее и менее селф-детерминированным. Оно всё в меньшей и в меньшей степени добивается успеха.

Победы добивается наиболее селф-детерминированное общество, а наименее селф-детерминированное общество терпит поражение. Таким образом, можно сказать, что если дела в обществе идут не очень хорошо, значит, по мере того, как индивидуум в этом обществе становится всё старше и старше, ему всё меньше и меньше позволяют использовать свои подлинные способности, ему всё меньше и меньше позволяют заботиться о том, что происходит, всё меньше и меньше позволяют принимать участие в жизни общества. И он может дойти до того, что его на самом деле уже не будет интересовать, живёт он или умирает. И когда он доходит до такого состояния, он начинает творить добро или зло - для него это не имеет значения, он просто позволяет действовать электронному мозгу. Как индивидуум он не становится ни менее живым, ни менее мёртвым, но ему как индивидууму просто становится всё равно.

Его даже не волнует, знает он об этом или нет. Таким образом, если мы убиваем желание людей работать, желание принимать участие в жизни общества и желание вести игру, мы можем получить общество, которое будет действовать на автомате. На самом деле общество - как бы вы на это ни посмотрели - является хорошим или плохим и оно является отражением своего хозяина (хорошего или плохого) в той мере, в какой никто в этом обществе не участвует в игре.

И нам нужно лишь добиться, чтобы эта жизненность, эта бытийность начала обращать немного больше внимания на происходящее, начала немного больше заботиться обо всём этом, чтобы у неё появилось желание принимать чуть больше участия в этой игре, и тогда человек становится более оживлённым, он становится лучше, становится более способным. Но этим дело не ограничивается, его побуждения становятся всё лучше, лучше, лучше и лучше. Да и может ли быть иначе, если его побуждения, так же как и он сам, по природе своей очень хорошие. Плохие побуждения могут быть только у машины. Поэтому, чем в большей степени человек принимает участие в игре, тем лучше становится сама игра.

Лишите людей в обществе желания принимать участие в происходящем, желания работать, и вы убьёте это общество. Это всё, что для этого нужно сделать. Вы даже не увидите лежащих тут и там трупов; они двигаются как живые, они закованы в цепи, они работают. О, а работают ли они? Их ничего не волнует.

Единственное сокровище, которое существует в обществе работающих людей, - это желание работать. И когда вы убиваете это желание, вы убиваете всё.

Следовательно, вы не можете сделать людей хуже, чем они есть. Человек просто отстраняется и сохраняет статус-кво, он начинает меньше заботиться о происходящем, и всё общество начинает действовать на автомате. Так оно и продолжает тикать. Оно превращается в часы. Ему безразлично, что с вами происходит, ему безразлично, что происходит со мной или с ним самим. Люди отстранились до такой степени, что если вы отстраните их ещё немного, они просто умрут.

Вы можете подвергать людей шоку, вы можете использовать боль, принуждение, хлыст, наказание, страх, но всё, чего вы добьётесь... этот источник добра, эта бытийность человека, которая на самом деле есть не что иное, как его жизненность, его бытийность, то есть он сам - вы, там, где вы сейчас находитесь, в каком-то положении на градиентной шкале желания жить или заботиться о чём-то... вы можете до такой степени отстранить человека от участия в жизни общества, что происходящее будет заботить его ещё меньше, и тогда всё общество начнёт действовать на автомате и превратится в машину.

И тогда мы получим великолепное общество-машину, которое не заботит, живёт оно или умирает. Такое общество просто продолжает вращать своими шестерёнками, без морали, без этики, без целей, без каких-либо устремлений. И затем такое общество умирает, целиком.

И когда мы работаем с человеком, мы должны всего лишь показать ему, что принимать участие в этой игре не опасно, что это достойное занятие, мы должны показать ему, что это хорошее, стоящее дело. И тогда способности человека начнут повышаться, повышаться, повышаться, повышаться и повышаться, они достигнут самой вершины. Мы не создали ничего нового. Мы просто сказали: «Послушай, ты тоже можешь участвовать в этой игре».

Человек говорит: «Что ж, многие люди говорили мне, что я неспособен участвовать в этой игре. Они говорили мне, что я не смогу играть в эту игру. Они говорили мне, что как раз это я и не должен делать - что я не должен играть в эту игру».

И вы говорите ему: «Они были неправы. Ну, давай же. Играй в эту игру».

И он отвечает: «Что ж, хорошо. Ладно. Возможно, у меня получится».

И вдруг он становится более оживлённым, он становится лучше, он становится более способным. И он обнаруживает, как это ни загадочно, что независимо от того, что он думал, независимо от того, во что его приучили верить... когда вы это делаете, в девяти случаях из десяти человек обнаруживает, что никакой игры-то и нет. Игра на самом деле не была плохой или хорошей. Когда человек собирается принять участие в игре, то в любом обществе, которое действует на автомате, он обнаруживает, что он сам должен создать новую игру - не посредством революции, а просто привнося в игру новое мышление, новую бытийность, новую жизненность, новую верность. И только так он сможет создать игру, в которую ему захочется играть. И именно к этому мы идём в Саентологии.

Спасибо.